Вестник издал короткий испуганный писк. Он оказался не готов. Лодыжки утонули в сером бетоне, внезапно засверкавшем как ртуть. Трясина поглотила его уже по пояс. Широко разинутый рот замер, словно человек пытался тянуть бесконечное «о».

Гордон уже вскинул ружье, намереваясь всадить пулю в башку Вестника. Но через мгновение подумал, что спускать курок — дело совершенно лишнее, к тому же выстрел может привести к дополнительному риску его собственного самовозгорания. Поэтому он снял палец со спускового крючка и медленно опустил ствол.

— Помоги! — произнес Вестник, заметив Джонни и простирая к нему руки для пущей убедительности. — Помоги, брат! — Вздрагивающий жадный бетон уже поглотил его по грудь. В глазах застыла щенячья тоска. — Умоляю! Помоги!

Джонни не понял, как оказался на ногах. Отставив бокал с бензином, он уже был готов спуститься по ступенькам, пробежать по выгоревшему двору и протянуть руку помощи утопающему Вестнику. Но замешкался, сообразив, что все равно не успеет, а если уж бетон начинает превращаться в такое болото, кто может быть уверен, что земля под ногами окажется прочнее?

— Помогите! — Вестник погрузился по самый подбородок. Он вытягивал руки в стороны, стараясь выбраться, но жидкая ртуть, окружающая его, не давала опоры. — Ради Бога, по… — Лица больше не было видно. Дрожащая масса сомкнулась над его головой. Спустя несколько мгновений над поверхностью остались только судорожно дергающиеся руки. Они уходили и уходили вниз, пока в какое-то мгновение дорога вдруг начала быстро застывать, превращаясь в сияющее серебро. Бетон сомкнулся вокруг кистей утонувшего Вестника, которые стали похожи на диковинные белые растения, пробившиеся к свету посредине проезжей части. Пальцы ещё несколько раз дернулись и замерли окончательно.

Гордон сошел с крыльца и направился к торчащим ладоням, ощупывая перед собой путь стволом ружья. Убедившись — или посчитав, что убедился в том, что улица его не проглотит, как этого бедолагу, он присел рядом с ними на корточки и принялся разглядывать.

— В чем дело? Что происходит? — вышла из дома Бренда Джеймс. Её светло-каштановые волосы слиплись от пота. Джонни молча показал на дорогу. — О Господи! — прошептала она.

— У него были неплохие часики, — просветил Гордон и наклонился, чтобы разглядеть циферблат. — «Ролекс», между прочим. Тебе не надо, Джонни?

— Нет, — откликнулся Джонни. — Пожалуй, нет.

— Бренда, а тебе? Вроде бы идут правильно. Женщина покачала головой и крепко сжала ладонь Джонни.

— Жалко их тут оставлять. Одна машина проедет — и нет часиков. — Гордон оглядел улицу. Никто уже не помнил, когда тут последний раз появлялись машины, но как знать… Подумав, он снял часы с запястья мёртвой руки. Стекло треснуло, на нем застыли капельки жидкого бетона, но все равно они были очень симпатичные, блестящие. Надев их, он выпрямился. — Все произошло слишком быстро. Никто бы не успел ничего сделать. Верно, Джонни?

— Да, слишком быстро. — В глотке пересохло. Джонни взял бокал и допил остатки бензина. Он него уже несло, как от бензоколонки Лансдэйла на Делинт-стрит.

Гордон двинулся прочь.

— Ты что… — запнулась Бренда, — ты что, хочешь его вот так прямо и оставить?

Гордон остановился, вытер потный лоб ладонью, бросил ещё один взгляд на торчащие посреди улицы руки и обернулся к Джонни с Брендой:

— У меня есть топор в гараже.

— Нет, лучше оставь так, — предложил Джонни. Гордон согласно кивнул и продолжил путь к своему крыльцу, снова проверяя перед собой прочность почвы стволом ружья. Добравшись до надежного крыльца, он шумно, с облегчением, выдохнул.

— Вечером у Рэя покер, — напомнил он. — Пойдете?

— Да, собирались.

— Ладно. — Непроизвольно поймав взглядом торчащие белые руки, он резко отвернулся. — Ничто не отвлекает от насущных проблем лучше, чем перспектива выиграть чуточку деньжат, верно?

— Верно, — согласился Джонни. — Если не считать, что единственный, кто всегда выигрывает, — это ты.

— Что поделать, — пожал плечами Гордон. — Уж такой я везунчик.

— Думаю, можно будет взять с собой сегодня Джей-Джея, — весело и звонко проговорила Бренда. Джонни и Гордон поморщились. — Джей-Джей не должен же все время проводить дома. Ему нравится общаться с людьми.

— Да, конечно. — Гордон обменялся с Джонни быстрым взглядом. — Конечно, Бренда. Рэй возражать не будет. Ну ладно, пока, до вечера. — Мельком взглянув ещё раз на торчащие посреди дороги белые кисти рук, он ушел в дом, громко хлопнув за собой дверью.

Бренда тоже пошла в дом, на ходу напевая старую колыбельную песенку. Джонни шёл следом. Это была простенькая колыбельная, которую она пела, когда Джей-Джей был ещё совсем младенцем:

Спи, мой малыш, засыпай, баюшки-баюшки-бай…
Спи, мой малыш, засыпай, большим поскорей вырастай…

— Бренда, думаю, это не самая лучшая идея.

— Что? — обернулась жена с улыбкой. Её большие голубые глаза были тусклыми. — Какая идея, дорогой?

— Лишать Джей-Джея его комнаты. Ты же знаешь, как он её любит.

— Вот ты о чем! — Улыбка растаяла. — Ты постоянно хочешь сделать мне больно, мешаешь мне быть рядом с Джей-Джеем! Почему я не могу взять Джей-Джея на улицу? Почему я не могу посидеть с ним на крылечке, как нормальная мать? Почему? Объясни мне, Джонни! — Лицо её покраснело от гнева. — Почему?!

Джонни оставался спокоен. Все это повторялось неоднократно.

— Пойди узнай у Джей-Джея почему, — предложил он и увидел, как глаза её потеряли фокус, словно льдинки, превратившиеся в маленькие лужицы.

Бренда развернулась, решительно направилась по коридору и остановилась перед дверью комнаты Джей-Джея. Рядом с дверью на специальном крюке висел небольшой оранжевый кислородный баллон с заплечными ремнями, соединенный с прозрачной пластиковой маской. Привычными движениями Бренда облачилась в снаряжение, открыла кран доступа кислорода и натянула на лицо маску. Потом взяла в руки ломик, вогнала его в потрескавшуюся щель между косяком и дверью и налегла на него. Но дверь не поддалась.

— Давай помогу, — предложил Джонни.

— Нет! Я сама! — Бренда отчаянным усилием навалилась на лом. Маска изнутри запотела. Послышался треск, затем — негромкий хлопок, который всегда напоминал Джонни звук вскрываемой вакуумной упаковки с теннисными шариками. Рванувшийся по коридору воздух качнул Джонни, и спустя несколько мгновений дверь можно было открыть без особого труда. Бренда вошла в комнату, предусмотрительно заложив лом в дверной проем так, чтобы дверь не могла захлопнуться, когда воздух снова начнет вытекать, а это обычно начиналось менее чем через две минуты.

Бренда присела на кровать Джонни-младшего. Обои когда-то были оклеены бумажными самолетиками, но в сухом, безвоздушном пространстве комнаты клей высох, растрескался, и самолетики попадали на пол.

— Джей-Джей! — произнесла Бренда. — Джей-Джей! Просыпайся! — Потянувшись, она дотронулась до плеча мальчика. Он спокойно лежал, укрытый простынкой, и спал вечным сном. — Джей-Джей, это мама пришла! — сказала Бренда и отвела безвольную длинную прядь каштановых волос со сморщенного, мумифицированного личика.

Джонни ждал в коридоре. Он слышал, как Бренда разговаривает с мертвым сыном, голос её звучал то громче, то тише, хотя слов из-под кислородной маски все равно разобрать было нельзя. У Джонни сжалось сердце. Он хорошо знал, что последует дальше. Она возьмет на руки высушенную оболочку, станет её качать — осторожно, потому что даже в своём безумии Бренда отдавала себе отчет, насколько Джей-Джей стал хрупок, потом, вероятно, споет несколько раз эту свою старинную колыбельную. Но она должна помнить, что времени в обрез, что очень скоро воздух из комнаты опять начнет высасывать, как вакуумным насосом, в какое-то неведомое пространство. Чем дольше дверь остается открытой, тем с большей силой кислород начинает втягиваться в стены. Побыв там две-три минуты, начинаешь чувствовать, как стены буквально нависают над тобой, словно пытаются втянуть тебя в свои поры и трещины. Ученые назвали это «эффектом фараона». Ученые всему нашли свои названия, например — «зыбучий бетон», «гравитационная гаубица», «автономный взрыв» и так далее. Да, эти ученые — шустрые ребята, ничего не скажешь. Джонни услышал, как Бренда запела — прерывистым, словно отлетающим голосом: